Давно книги не производили на меня такого впечатления, как дочитанная накануне, с попытками подавить рыдание, и чтоб в электричке никто не заметил наворачивающихся слез.
Блеск и падение!
«На громадной площади мертвая тишина, слышно лишь тяжелое цоканье копыт. И скрип колес. Десятки тысяч, только что непринужденно болтавшие и смеявшиеся, потрясены чувством ужаса, охватившего их при виде бледной связанной женщины, не замечающей никого из них. Она знает: осталось одно последнее испытание! Только пять минут смерти, а потом - бессмертие. Телега останавливается у эшафота. Спокойно, без посторонней помощи, с "лицом еще более каменным, чем при выходе из тюрьмы", отклоняя любую помощь, поднимается королева по деревянным ступеням эшафота; поднимается так же легко и окрыленно в своих черных атласных туфлях на высоких каблуках по этим последним ступеням, как некогда - по мраморной лестнице Версаля. Еще один невидящий взгляд в небо, поверх отвратительной сутолоки, окружающей ее. Различает ли она там, в осеннем тумане, Тюильри, в котором жила и невыносимо страдала? Вспоминает ли в эту последнюю, в эту самую последнюю минуту день, когда те же самые толпы на площадях, подобных этой, приветствовали ее как престолонаследницу? Неизвестно. Никому не дано знать последних мыслей умирающего.
Все кончено. Палачи хватают ее сзади, быстрый бросок на доску, голову под лезвие, молния падающего со свистом ножа, глухой удар - и Сансон, схватив за волосы кровоточащую голову, высоко поднимает ее над площадью. И десятки тысяч людей, минуту назад затаивших в ужасе дыхание, сейчас в едином порыве, словно избавившись от страшных колдовских чар, разражаются ликующим воплем".
Крик толпы был тот же, что и при казни Людовика XVI: "Да здравствует Республика!"»
«Лишь богиня Свободы, силой какого-то волшебства превращенная в белый камень, остается, неподвижная, на своем месте и смотрит, смотрит вдаль, поглощенная извечной мыслью и своей никому не ведомой цели. Ничего не видела она, ничего не слышала. Сурово смотрит она в бесконечную даль, поверх диких и безрассудных деяний людей. Ничего не знает она и ничего не хочет знать о том, что вершится ее именем. »
Не зря Эпикур сказал - «Умение хорошо жить и хорошо умереть — это одна и та же наука.»
Блеск и падение!
«На громадной площади мертвая тишина, слышно лишь тяжелое цоканье копыт. И скрип колес. Десятки тысяч, только что непринужденно болтавшие и смеявшиеся, потрясены чувством ужаса, охватившего их при виде бледной связанной женщины, не замечающей никого из них. Она знает: осталось одно последнее испытание! Только пять минут смерти, а потом - бессмертие. Телега останавливается у эшафота. Спокойно, без посторонней помощи, с "лицом еще более каменным, чем при выходе из тюрьмы", отклоняя любую помощь, поднимается королева по деревянным ступеням эшафота; поднимается так же легко и окрыленно в своих черных атласных туфлях на высоких каблуках по этим последним ступеням, как некогда - по мраморной лестнице Версаля. Еще один невидящий взгляд в небо, поверх отвратительной сутолоки, окружающей ее. Различает ли она там, в осеннем тумане, Тюильри, в котором жила и невыносимо страдала? Вспоминает ли в эту последнюю, в эту самую последнюю минуту день, когда те же самые толпы на площадях, подобных этой, приветствовали ее как престолонаследницу? Неизвестно. Никому не дано знать последних мыслей умирающего.
Все кончено. Палачи хватают ее сзади, быстрый бросок на доску, голову под лезвие, молния падающего со свистом ножа, глухой удар - и Сансон, схватив за волосы кровоточащую голову, высоко поднимает ее над площадью. И десятки тысяч людей, минуту назад затаивших в ужасе дыхание, сейчас в едином порыве, словно избавившись от страшных колдовских чар, разражаются ликующим воплем".
Крик толпы был тот же, что и при казни Людовика XVI: "Да здравствует Республика!"»
«Лишь богиня Свободы, силой какого-то волшебства превращенная в белый камень, остается, неподвижная, на своем месте и смотрит, смотрит вдаль, поглощенная извечной мыслью и своей никому не ведомой цели. Ничего не видела она, ничего не слышала. Сурово смотрит она в бесконечную даль, поверх диких и безрассудных деяний людей. Ничего не знает она и ничего не хочет знать о том, что вершится ее именем. »
Не зря Эпикур сказал - «Умение хорошо жить и хорошо умереть — это одна и та же наука.»
-
-
27.04.2013 в 22:59И вот что странно: французы не слишком-то гнушатся этим актом. Русские в этом отношении честнее.
-
-
27.04.2013 в 23:27Ага.
была в тюрьме Консьержери, где она находилась перед казнью. Была в её камере. жуткое ощущение. Там для достоверности еще и её восковая кукла находится.
Да, представляю, тогда ее огородили окончательно ото всех, если до этого она хоть с детьми виделась, а тут одиночество. Если посмотреть ее последний портрет, который писали в тюрьме уже, там старуха, хотя ей не было и 45 кажись.
И вот что странно: французы не слишком-то гнушатся этим актом. Русские в этом отношении честнее.
Да-да, есть такое.
-
-
27.04.2013 в 23:44-
-
27.04.2013 в 23:57Да, ужасно. Она еще к тому времени истекала кровью (по женски) и представляю каково это((( Вообще все так ужасно, какое-то помутнение рассудка.
-
-
28.04.2013 в 00:02Забыла спросить:
А что за книга?
-
-
28.04.2013 в 00:09Стефан Цвейг "Мария-Антуаннетта"
-
-
28.04.2013 в 00:34